Коротко о сюжете: Главная героиня —
шестилетняя Джин-Луиза Финч, которая живёт со своим старшим братом Джимом и их
отцом Аттикусом, пожилым адвокатом. Джим и Джин встречают мальчика по имени
Дилл, который каждое лето приезжает в Мейкомб к своей тёте. Трое детей боятся
их соседа — затворника «Страшилу» Рэдли.
В это время Аттикус берётся за заведомо
проигрышное дело по защите Тома Робинсона, чернокожего человека, который был
обвинён в физическом насилии над молодой белой женщиной, несмотря на то, что
многие из граждан не поддерживают адвоката.
Ознакомительный фрагмент:
...
Как-то рано утром мы с Джимом вышли на
задворки, и вдруг в огороде у соседки мисс Рейчел Хейверфорд, среди грядок с
кольраби, что-то зашевелилось. Мы подошли к проволочной изгороди поглядеть, не
щенок ли это, – у мисс Рейчел фокстерьер должен был ощениться, – а
там сидел кто-то коротенький и смотрел на нас. Над кольраби торчала одна
макушка. Мы стояли и смотрели. Потом он сказал:
– Привет!
– Сам привет, – вежливо ответил Джим.
– Я Чарлз Бейкер Харрис, – сказал
коротенький. – Я умею читать.
– Ну и что? – сказала я.
– Я думал, может, вам интересно, что я умею читать.
Может, вам надо чего прочитать, так я могу…
– Тебе сколько? – спросил Джим. – Четыре с
половиной?
– Скоро семь.
– Чего ж ты хвастаешь? – сказал Джим и показал на меня
большим пальцем. – Вон Глазастик сроду умеет читать, а она у нас еще и в
школу не ходит. А ты больно маленький для семи лет.
– Я маленький, но я уже взрослый.
Джим отвел волосы со лба, чтоб получше его разглядеть.
– Поди-ка сюда, Чарлз Бейкер Харрис. Господи, вот так имечко!
– Не смешней твоего. Тетя Рейчел говорит, тебя зовут Джереми
Аттикус Финч.
Джим нахмурился.
– Я большой, мне мое имя подходит. А твое длинней
тебя самого. На целый фут[4].
– Меня все зовут просто Дилл. – И Дилл полез под
проволоку.
– Лучше бы сверху перелез, – сказала я. – Ты откуда
взялся?
Дилл взялся из Меридиана, штат Миссисипи, он приехал на лето к
своей тете мисс Рейчел и теперь всегда будет летом жить в Мейкомбе. Его родные
все мейкомбские, мать работает в Меридиане в фотографии, она послала карточку
Дилла на конкурс красивого ребенка и получила премию в пять долларов. Она
отдала их Диллу, и он на эти деньги целых двадцать раз ходил в кино.
– У нас тут кино не показывают, только иногда в суде про
Иисуса, – сказал Джим. – А ты видел что-нибудь хорошее?
Дилл видел кино «Дракула»[5],
это открытие заставило Джима поглядеть на него почти с уважением.
– Расскажи, – попросил он.
Дилл был какой-то чудной. Голубые полотняные штаны пуговицами
пристегнуты к рубашке, волосы совсем белые и мягкие, как пух на утенке; он был
годом старше меня, но гораздо ниже ростом. Он стал рассказывать нам про
Дракулу, и голубые глаза его то светлели, то темнели; вдруг он принимался
хохотать во все горло; на лоб ему падала прядь волос, и он все время ее теребил.
Когда Дилл разделался с Дракулой, Джим сказал – похоже, что
кино поинтереснее книжки, а я спросила, где у Дилла отец.
– Ты про него ничего не говорил.
– У меня отца нет.
– Он умер?
– Нет…
– Как же так? Раз не умер, значит, есть.
Дилл покраснел, а Джим велел мне замолчать – верный знак, что
он изучил Дилла и решил принять его в компанию. После этого у нас на все лето
установился свой распорядок. Распорядок был такой: мы перестраивали свой
древесный домик – гнездо, устроенное в развилине платана у нас на
задворках, ссорились, разыгрывали в лицах подряд все сочинения Оливера Оптика,
Виктора Эплтона и Эдгара Райса Бэрроуза[6].
Тут Дилл оказался для нас просто кладом. Он играл все характерные роли, которые
раньше приходилось играть мне: обезьяну в «Тарзане», мистера Крэбтри в «Братьях
Роувер», мистера Деймона в «Томе Свифте». А потом мы поняли, Дилл немножко
колдун, вроде Мерлина, – великий мастер на самые неожиданные выдумки,
невероятные затеи и престранные фантазии.
К концу августа нам наскучило снова и снова разыгрывать одни и те
же спектакли, и тут Дилл надумал выманить из дому Страшилу Рэдли.
Дом Рэдли заворожил Дилла. Сколько мы его ни предостерегали,
сколько ему ни толковали, этот дом притягивал его, как луна море, но притягивал
только до фонарного столба на углу, на безопасном расстоянии от ворот Рэдли.
Тут Дилл застывал: обхватит рукой толстый столб, смотрит во все глаза и
раздумывает.
Дом Рэдли стоял в том месте, где улица к югу от нас описывает
крутую дугу. Если идти в ту сторону, кажется, вот-вот упрешься в их крыльцо. Но
тут тротуар поворачивает и огибает их участок. Дом был низкий, когда-то выбелен
известкой, с большой верандой и зелеными ставнями, но давным-давно уже облез и
стал таким же грязно-серым, как и весь двор. Прогнившая дранка свисала с крыши
веранды, густая листва дубов не пропускала солнечных лучей. Поредевшие колья
забора, шатаясь, как пьяные, ограждали двор перед домом – «чистый» двор,
который никогда не подметался и весь зарос сорной травой.
В этом доме обитал злой дух. Так все говорили, но мы с Джимом
никогда его не видели. Говорили, он выходит по ночам, когда нет луны, и
заглядывает в чужие окна. Если вдруг похолодает и у кого-нибудь в саду
померзнут азалии, значит, это он на них дохнул. Все мелкие тайные преступления,
какие только совершаются в Мейкомбе, – это его рук дело. Как-то на город
одно за другим посыпались непонятные и устрашающие ночные происшествия: кур, кошек
и собак находили поутру жестоко искалеченными; и хотя виновником оказался
полоумный Эдди, который потом топился в Заводи, все по-прежнему косились на дом
Рэдли, словно не хотели отказываться от первоначальных подозрений. Ни один негр
не решался ночью пройти мимо этого дома – уж непременно перейдет на другой
тротуар и начнет насвистывать для храбрости. Площадка для игр при мейкомбской
школе примыкала к задворкам Рэдли; возле курятника у Рэдли росли высоченные
пекановые деревья, и спелые орехи сыпались с ветвей на школьный двор, но никто
к ним не притрагивался: орехи Рэдли ядовитые! Бейсбольный мяч, залетевший к
Рэдли, пропадал безвозвратно, о нем никто и не заикался.
Тайна окутала этот дом задолго до того, как родились мы с Джимом.
<…>
Чем больше мы рассказывали Диллу про
семейство Рэдли, тем больше ему хотелось знать, тем дольше он простаивал на
углу в обнимку с фонарным столбом и тем дольше раздумывал.
– Интересно, что он там делает, – бормотал он. –
Вот возьмет сейчас и высунется из-за двери.
– Он по ночам выходит, когда темно, – сказал
Джим. – Мисс Стивени Кроуфорд говорит, раз она проснулась среди ночи, а он
смотрит на нее в окошко… смотрит, а сам похож на мертвеца, голова точь-в-точь
как череп. Дилл, а ты его не слыхал? Ты ночью не просыпался? Он ходит вот так
(и Джим зашаркал ногами по гравию). Думаешь, почему мисс Рейчел так запирает на
ночь все двери? Я сам утром сколько раз видал у нас на задворках его
следы, а раз ночью слышим – он скребется в окно у заднего крыльца, Аттикус
вышел, а его уже нет.
– Вот бы поглядеть, какой он, – сказал Дилл.
Джим нарисовал довольно похожий портрет Страшилы: ростом Страшила,
судя по следам, около шести с половиной футов; ест он сырых белок и всех кошек,
какие только попадутся, вот почему руки у него всегда в крови, ведь кто ест
животных сырыми, тому век не отмыть рук. У него длинный кривой шрам через
все лицо; зубы желтые, гнилые; он пучеглазый и слюнявый.
– Давайте выманим его из дому, – сказал Дилл. –
Я хочу на него поглядеть.
Джим сказал:
– Что ж, если тебе жизнь надоела, поди и постучи к ним в
парадную дверь, только и всего.
…
Комментариев нет:
Отправить комментарий